Зейн Грей - Пограничный легион [сборник]

— Моя храбрая девочка, как я счастлив, что слышу от тебя это, — воскликнул потрясенный до глубины души Джим. — Я уж не чаял снова тебя увидеть… Но пусть прошлое останется в прошлом. С этой минуты я начинаю жить сызнова. Я стану таким, как ты хочешь, сделаю все, что ты пожелаешь.

Джоун снова неудержимо потянуло к нему. Подняв раскрасневшееся лицо, она призывно и покорно взглянула на него.

— Джим, поцелуй меня и обними… как… тогда.

И прервала объятие не Джоун.

— Найди мою маску, — попросила она спустя некоторое время.

Клив поднял револьвер, а потом и кусок черного фетра, который держал в руке с видимым отвращением.

— Надень ее на меня.

Джим пропустил тесемку вокруг головы и приладил маску так, чтобы в прорези для глаз можно было смотреть.

— Знаешь, Джоун, — воскликнул он, — она скрывает самое главное в тебе — твою искренность, твою доброту, твою порядочность. За ней не видно глаз; не видно лица… А одежда эта… так все… выставляет напоказ. Господи! Ведь ты так хороша, чертовски хороша, так соблазнительна! И это ужасно.

— Джим, мне самой от этого тошно. Только надо терпеть. Постарайся не говорить мне больше об этом. А теперь — прощай! Все время следи за мной, а я буду — за тобой.

Джоун оторвалась от него и побежала через рощу, мелькнула ниже, среди редких сосен, и припустилась дальше по склону. Внизу она остановилась, увидела свою лошадь и отвела в загон. Повсюду без присмотра бродили и другие лошади. Возле хижины никого не было, но по склону поднималось несколько человек во главе с Келлзом. Ей повезло — отсутствия ее никто не заметил. У нее хватило сил только добраться до своей комнатки и броситься на постель. Так она и лежала, совсем ослабев, дрожа, не в состоянии даже шевельнуться; голова у нее кружилась, но она была несказанно счастлива, что наконец-то покончено с невыносимой двусмысленностью ее положения.

Глава XIII

Снова выйти из дому Джоун решилась только после полудня и тут же заметила, что бандиты теперь почти не обращают на нее внимания.

Келлз с высоко поднятой головой и блестящими глазами расхаживал пружинистым шагом и, казалось, к чему-то прислушивался. Так, наверно, и было — он слушал музыку своей подлой мечты. Джоун с удивлением смотрела на него. Оказывается, даже головорез, замысливший столько беспощадных разбойных нападений на золотоискателей, — тоже строит свои воздушные замки, тоже живет своими радостями.

А тем временем бандиты стали понемногу покидать лагерь. Они уезжали по двое, по трое, с лошадьми и мулами, навьюченными необычной поклажей. Отовсюду торчали лопаты, кирки, старые сита и сковороды — праздному зрителю они должны были внушить мысль, что едут рудокопы и старатели. Бандиты пели и свистали. Всем было весело. Окончилась лихорадка ожиданья, пришла пора заняться делом. И только по оживленному лицу Келлза время от времени пробегала тень заботы и беспокойства — он был душой запущенного механизма.

К заходу солнца в лагере оставались только Келлз, Пирс, Вуд, Джим Клив и здоровенный седовласый Джесс Смит. После своей сумасшедшей гонки Смит хромал, и Джоун догадалась, что Келлз задерживался с отъездом только ради того, чтобы дать Смиту отдохнуть. Они все время держались вместе, без конца что-то обсуждая. Краем уха Джоун услышала, что они опасаются, как бы бандиты не нарушили уговор — входить в лагерь старателей маленькими группками и ни в коем случае не обнаруживать, что все они — одна компания. Келлз полагал, что они сделают все, что предусмотрено планом, у Смита были на этот счет серьезные сомнения.

— Погоди, пока сам увидишь Олдер-Крик, — воскликнул Смит, качая седой головой. — Три тысячи человек, старые, юнцы — кого там только нет — и все рехнулись на золоте! Олдер-Крик ничуть не хуже Калифорнии сорок девятого и пятьдесят первого! — При этих словах предводитель шайки в радостном возбуждении потер руки.

Вечером все поужинали у Келлза, хотя Бейт Вуд и ворчал, что уже упаковал почти все кухонные принадлежности. За столом Джоун оказалась прямо напротив Джима Клива, и за едой он то и дело прижимал свой сапог к ее, от чего ее бросало в дрожь. Джим ни разу не взглянул на нее, но он так разительно изменился, что Джоун опасалась, как бы Келлз не стал любопытствовать. К счастью, в этот вечер бандит потерял способность видеть что-либо, кроме блеска золота. Он сидел за столом, но к еде не притрагивался. Сразу после ужина он отослал Джоун в ее комнату, потому что вставать предстояло очень рано, с рассветом. Уйдя к себе, Джоун еще немного понаблюдала за ними из своего укрытия. Однако бандиты, похоже, выговорились, и Келлз впал в задумчивость. Смит и Пирс вышли, верно, расстелить себе постели на земле под навесом крыльца. Вуд, который, по его словам, вообще спал плохо, сидел с трубкой. А Джим Клив расстелил одеяла у стены, где было темно, и тотчас улегся. Джоун видела, что глаза его смотрят на ее дверь. Конечно, он сейчас о ней думает, только видны ли ему ее глаза? Улучив момент, она высунула из-за одеяла руку и тут же поняла, что Клив ее заметил. Какое успокоение! Сердце ее возликовало. Все. еще может быть хорошо. Она заснет, а Джим будет совсем рядом, и ночные кошмары оставят ее, и утром не страшно будет проснуться. А Келлз, погруженный в свои мысли, все ходил и ходил по хижине, молча, заложив руки за спину, наклоняясь вперед, словно сгибаясь под тяжким бременем. Его можно было и пожалеть: несмотря на весь его ум, расчетливость, силу, дело его было явно обречено на провал. Джоун это чувствовала, как чувствовала и многое другое, хотя сама не понимала как. Она еще не разобралась, что представляет собой Джесс Смит, зато о других знала твердо: ни на одного из них Келлз положиться не может. Они вошли в его Пограничный легион, выполняют его распоряженья, упиваются своей неправой добычей, а потом, когда будут ему всего нужнее, изменят.

Когда Джоун проснулась, комната была окутана серым мраком. Из нижней хижины доносился шум, снаружи тяжело переступали копытами лошади, громко переговаривались бандиты.

Завтракала она одна, при свете фонарей. Потом взяла фонарь к себе, чтобы собраться, но так замешкалась, что Келлзу пришлось за ней зайти. Ей очень не хотелось расставаться со своей комнаткой. Здесь она чувствовала себя в безопасности, вдали от любопытных глаз, и боялась, что больше такого жилья у нее не будет. Да и вообще вдруг поняла, что привязалась к этому убежищу, где столько выстрадала, столько передумала, где стала взрослой.

Келлз погасил фонари. Джоун поспешно вышла из хижины. Занималась заря, серая темь отступала. Холодный горный воздух был свеж и чист. Бандиты, кроме Келлза, сидели на лошадях, вьючный караван уже готов был тронуться. Келлз притворил грубую дверь хижины, вскочил в седло, крикнул Джоун, чтобы она ехала за ним. Джоун пустила свою лошадку рысью по склону. Переехала ручей, миновала мокрый от росы ивняк и следом за Келлзом выехала на широкую тропу. Глянув вперед, она увидела, что третьим от нее был Джим Клив. И от этого вся поездка к Олдер-Крику представилась ей совсем в другом свете.